Выдержка из стенограммы диалога Кирилла Подрабинека с ведущей программы, вышедшей в эфир «Громадське радио» 17 декабря 2016 года, посвященной вопросу «Возможно ли бороться с пытками в тюрьмах РФ, где содержатся и украинские политзаключенные?»

Корреспондент: Я предлагаю к нашему разговору подключить Кирилла Подрабинека, правозащитника, который сейчас находится в России. Правозащитная тема вам знакома еще со времен Советского Союза. Расскажите, пожалуйста, каким образом вы помогаете поднимать эти темы?

Кирилл Подрабинек: Я в прошлом политзаключенный. Принимал участие в движении "За права человека" и, естественно, оказался в лагерях и тюрьмах. Но начать я хотел бы с того, что Бориса Стомахина, российского политзаключенного, как я недавно получил от него весточку, собираются переводить на тюремный режим. И он этого очень опасается. И, в общем-то, правильно делает. И тут я обращусь к прошлому. Сорок лет назад в Елецкой "крытой", то есть, в тюрьме, в которой отбывают срок заключения, пытали людей. Сперва я в лагерь об этом написал, это перехватили. Потом я написал об этом уже по выходу книгу. Не сочтите за хвастовство, она достаточно известна благодаря силе самой темы — ее в достаточно большом количестве сайтов видно. И вот сорок лет назад пытали людей, при Брежневе. Потом пытали людей при Андропове. Пытали людей при Черненко. Пытали людей при Горбачеве. Пытали людей при Ельцине. Пытают людей при Путине. То есть, пытали при коммунистах, пытали при якобы демократах и пытают при нынешней шантрапе. И тут уместно вспомнить Герцена: "И по всей России, от Берингова пролива до Тауро-гена — людей пытают..." ("Былое и думы"). Конечно, пытки в его времена это были пустяки по сравнению с временами XX-XXI века. И вот спрашивается, что делать? И тут я жду ваших вопросов, потому что я представился немножко. Что мы можем сделать, по моему разумению?

Корр: Изменилась ли сама система пыток в российских тюрьмах?

Кирилл Подрабинек: Вы знаете, для того, чтобы квалифицированно ответить, надо снова туда попасть и хотя бы, если не на своих боках, то на боках соседей это увидеть. На мой взгляд, по моей информации, ничего не изменилось. А в некотором отношении стало хуже. И, знаете почему? Потому что в проклятые советские времена наивные правозащитники, диссиденты знали, а наивные власти боялись силы свободного слова. Это были, конечно, наивные страхи, что не отменяет самопожертвования первых и подлости вторых. Но это были наивные страхи. Сейчас, мне кажется, власти информации не очень-то боятся. Ну, там пытают где-то — пускай говорят. Где-то там убили — и пускай говорят. Все дело в количестве информации, мне кажется. Понимаете? И в этом отношении в чем-то заключенным, по-моему, даже хуже. А система как и раньше была настроена на то, чтобы покровительствовать палачам, так она и сейчас на это настроена. И, по-моему, даже произвола стало больше во многих случаях. Но, еще раз повторюсь, надо самому туда еще раз попасть, чтобы точно ответить.

Корр: Вот Анастасия Зотова, жена Ильдара Дадина, говорила в нашем эфире, что жертв, которые сообщают о пытках, потом в тюрьмах подвергают еще большим издевательствам и побоям. Так ли это, на ваш взгляд?

Кирилл Подрабинек: Да, конечно. Это же было и раньше. И, вообще, единственная возможность человеку сохраниться в этом смысле — это не только заявлять, но и чтобы эти заявления шли постоянно. И чтобы постоянно его тюремная история была под контролем общественности. А если о нем один раз сказали, а потом о нем забыли, конечно, ему станет хуже после этого. Но так было и раньше.

Корр: А может в этом контексте быть полезна адвокатско-правозащитная работа в отношении, например, Европейского суда по правам человека?

Кирилл Подрабинек: Безусловно. Вообще, на мой взгляд, эффективно защищать жертв этой палаческой практики ФСИНа можно только одним способом: постоянно привлекать внимание к человеку. И не просто привлекать внимание, говоря по радио, в Интернете и в прочих изданиях — должна постоянная юридическая работа вестись. Понимаете, должна быть такая система. Если совершено преступление против человека, против заключенного, должно подаваться заявление о совершении преступления в следственный комитет. Следственный комитет отказывается — опротестовывается в прокуратуре по 124 статье УПК РФ и по 125 статье УПК в суде опротестовывается. Суд отказывается — приходится обращаться в дальнейшие инстанции. И так далее. Множество, множество способов продолжать и продолжать эту неблагодарную, тяжелую, нудную, но необходимую работу.

Корр: Но сейчас Россия может заявить о невозможности исполнять решения ЕСПЧ. Соответствующие законы же были приняты.

Кирилл Подрабинек: Да дело-то даже не в ЕСПЧ. Представляете, человека пытали, ЕСПЧ принял в его пользу вердикт, ему заплатили восемь тысяч евро через шесть лет. Это же не юридическое решение проблемы. В какой-то мере это его обезопасит, но пока ЕСПЧ примет решение, пока он выйдет на свободу, может, ему уже и деньги к этому времени не будут нужны. Может, он будет полностью искалечен или умрет!.. В общем, ЕСПЧ это не панацея, хотя и она полезна, конечно.

Корр: Возможно, и информационная поддержка, и работа в плане ЕСПЧ, все это в комплексе может как-то помочь людям возвращаться на свободу?

Кирилл Подрабинек: Конечно, именно в комплексе! Потому что уповать просто на Страсбург — это недостаточно. И, в первую очередь, конечно, здесь, внутри страны должна вестись работа. Вот, тот же случай с Дадиным. С юридической точки зрения, следственный комитет отказался возбуждать уголовное дело против этого садиста начальника колонии, насколько я знаю. А я вот теперь жду, будет теперь заявление в суд с протестом против этого решения следственного комитета или не будет? А если будет, то пригласят ли общественность на этот суд и журналистов? Понимаете? Постоянное давление на эти механизмы юридические, государственные — только эта возможность у нас есть. Ну и митинги, демонстрации, выходы на площадь. Если оставаться в легальной сфере. Про нелегальную я говорить не стану.

Корр: Но, насколько мы знаем, в России даже выход в одиночные пикеты — это небезопасные методы.

Кирилл Подрабинек: Конечно. И, вообще, никакой безопасности тут не может быть, в этой сфере, в защите прав человека. В эффективной защите быть безопасности не может. Но, знаете, есть еще такая пословица: "Эффективно защищает свои права тот, кто защищает права других". И она иногда на деле демонстрируется.